Штамм. Начало - Страница 3

К оглавлению

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Он во весь дух бежал от нацистов и все время слышал за спиной: тук-тук-тук.

Это зло гналось за ним по пятам…

Начало

Речевой самописец борта N323RG

Фрагмент записи, переданной в НСБТ. Рейс 753 Берлин (TXL) – Нью-Йорк (JFK):

Посадка

Командно-диспетчерский пункт Международного аэропорта имени Джона Кеннеди

Тарелка – так они ее называли. Светящийся монохромный зеленый экран (новых цветных дисплеев в аэропорту имени Джона Кеннеди ждали уже больше двух лет), похожий на тарелку горохового супа с вкраплениями кодовых буквенных обозначений, привязанных к мерцающим точкам. И за каждой точкой были сотни человеческих жизней. Или, если говорить старым морским языком, который по сей день в ходу у воздушных перевозчиков, – душ.

Сотни душ.

Возможно, именно поэтому все прочие диспетчеры называли Джимми Мендеса Джимми Епископом. Мендес единственный из диспетчеров проводил по восемь часов смены на ногах – не сидел, а расхаживал взад-вперед, крутя в пальцах свой неизменный мягкий карандаш. Ведя переговоры с коммерческими лайнерами, следующими в Нью-Йорк, из кипучей кабины диспетчерской вышки, вознесенной на стометровую высоту над Международным аэропортом имени Джона Кеннеди, Мендес напоминал пастыря, беседующего со своей паствой. Важным инструментом для него был розовый ластик на конце карандаша – он превращал этот ластик в воздушное судно, которым управлял, и получал более наглядное представление о расположении в воздухе самолетов относительно друг друга, чем то, которое сообщало двухмерное изображение радарного экрана.

Экрана, где сотни душ каждую секунду заявляли о себе короткими звуковыми сигналами.

– Юнайтед шесть-четыре-два, возьмите вправо, курс один-ноль-ноль, поднимайтесь до пяти тысяч.

Души… Нет, нельзя так размышлять, когда находишься у тарелки. Нельзя философствовать о душах, когда от твоих действий зависят их судьбы – судьбы множества людей, набитых в крылатые снаряды, что несутся на высоте нескольких километров над землей. И ведь охватить картину целиком просто немыслимо: вот все самолеты на твоей тарелке, а вокруг сидят другие диспетчеры и переговариваются с бортами, бубня кодовые обозначения в свои гарнитуры, а вот все самолеты на их тарелках, и ведь есть еще диспетчерская вышка соседнего аэропорта Ла Гуардиа… и все вышки всех аэропортов во всех других городах Америки… и диспетчерские вышки по всему миру…

За плечом Епископа появился Калвин Басс, зональный руководитель воздушным движением и непосредственный начальник Мендеса. Басс вернулся с перерыва раньше чем следовало, – собственно, он дожевывал последний кусок.

– Что у тебя с Реджис семь-пять-три? – осведомился Басс.

– Семь-пять-три сел. – Джимми Епископ бросил наметанный взгляд на тарелку, чтобы убедиться в собственной правоте. – Направляется к шлюзу. – Он сверился с расписанием, чтобы уточнить, к какому шлюзу определили 753-й. – А что?

– Судя по данным наземного радара, на «Фокстроте» застрял какой-то самолет.

– На рулежной дорожке?

Джимми вновь глянул на тарелку, убедился, что все его «светлячки» в порядке, и включил канал связи с 753-м:

– Реджис семь-пять-три, это вышка, прием.

Тишина. Он попробовал еще раз:

– Реджис семь-пять-три, это вышка, как слышите? Прием.

За спиной Басса материализовался его помощник, ведающий движением в зоне аэропорта.

– Проблемы со связью? – предположил он.

– Скорее, серьезная механическая неисправность, – покачал головой Калвин Басс. – Мне сказали, что самолет стоит темный.

– Темный? – переспросил Джимми Епископ.

Он искренне обрадовался тому чудесному обстоятельству, что механика по-крупному поднагадила им все же после посадки, а не до. И он мысленно пообещал себе сделать остановку по пути домой и поставить в завтрашних «цифрах» на 753.

Калвин подключил свой наушник к головному телефону Джимми:

– Реджис семь-пять-три, это вышка, пожалуйста, ответьте. Реджис семь-пять-три, это вышка, прием.

Подождал, вслушиваясь.

Ничего.

Джимми Епископ окинул взглядом светлячков на тарелке. Никаких потенциально опасных сближений, все его самолеты в порядке.

– Лучше дайте команду, чтобы все садились в обход «Фокстрота».

Калвин отключил свой наушник и отступил на шаг. В глазах его появилось рассеянное выражение – он смотрел не на пульт Джимми, а в окно кабины, примерно в том направлении, где располагалась обеспокоившая их рулежная дорожка. На лице Басса читались недоумение и тревога.

– Нужно очистить «Фокстрот». – Он повернулся к помощнику. – Отправь кого-нибудь, чтоб осмотрел там все.

Джимми Епископ схватился за живот, сожалея, что не может залезть внутрь и как-нибудь помассировать источник боли, ворочавшейся в желудке. В сущности, его профессия была сродни акушерству. Он помогал пилотам благополучно извлекать самолеты, полные душ, из чрева воздушного пространства и опускать их на землю. Теперь же Джимми ощущал колики страха, похожие на те, что овладевают врачом, впервые принявшим мертворожденного ребенка.

Летное поле у третьего терминала

Лоренса Руис выехала из здания терминала за рулем багажного трапа – по сути, это был просто гидравлический подъемник на колесах. Когда 753-го не оказалось за углом, Ло проехала чуть дальше, чтобы посмотреть, в чем дело: у нее приближался перерыв. На Ло были шумозащитные наушники, светоотражающий жилет, куртка с капюшоном, украшенная логотипом «Нью-Йорк метс», и большие защитные очки – от песчинок, носящихся над летным полем, можно было остервенеть. Рядом с ней на сиденье лежали оранжевые рулежные жезлы.